Наталья ХРАМЦОВА

Анализ рассказа И.А. Бунина «Качели»

Русский язык – предмет, уже много лет проверяемый с помощью тестирования. Поэтому естественно, что большинство мероприятий дня были посвящены особенностям нынешнего ЕГЭ в 11-х классах и ГИА в 9-х классах.

«Экзамены – с высокой ставкой, слишком много от них зависит в жизни ребенка», – сказала Ирина Цыбулько, ведущий научный сотрудник ФИПИ, в сущности, главный специалист по КИМам.

Два с половиной часа подряд в ходе двух лекций «Государственная итоговая аттестация – 2010 в 9-11-х классах» она рассказывала о том, как лучше подготовить выпускников к недалекому уже испытанию, как будет меняться ситуация в ближайшем будущем. Отвечала на многочисленные, порой весьма нервные вопросы зала. И нервничать было от чего... Слишком часто лектору приходилось признавать: «Это какая-то ошибка произошла». «Это система дала сбой, спасибо, что предупредили». А ведь речь и в самом деле идет о судьбе детей.

С одной стороны, делается все, чтобы облегчить ребятам жизнь. Современная система подготовки экспертов готовит педагогов к тому, чтобы любые спорные ситуации решались в пользу ученика, начиная с неаккуратно поставленной запятой (компьютер принимает ее за единицу, к примеру, но эксперт вручную может исправить ситуацию), и заканчивая разрешением для девятиклассников делить текст изложения на абзацы по собственному усмотрению (а не угадывать авторскую волю). Одиннадцатиклассникам можно отныне формулировать проблему своими словами, и пусть они не совпадают с формулировками авторов теста. Из экзаменационных заданий этого года исключены все вопросы, по которым не сумели пока договориться специалисты и которые по-разному толкуются в разных учебниках.

С другой стороны, ужесточается шкала перевода тестовых баллов в школьные оценки для нерусскоязычных школьников. Они должны на равных состязаться с русскоязычными сверстниками, если претендуют на аттестат государственного образца, а значит, на право продолжать образование в вузах. По-прежнему остаются задания на соблюдение орфоэпических норм, столь нелюбимые многими учителями. Правда, обещали сократить список слов, обязательных для заучивания.

С художественными текстами тоже не все просто. Юрий Бондарев, Сергей Довлатов – многие писатели – люди с очень сложной биографией, своеобразным взглядом на мир. Может ли подросток, обладая минимальным пока жизненным опытом, действительно понять, глубоко проанализировать их страстные публицистические монологи?

В то же время вызывает тревогу растущее количество фоновых ошибок в экзаменационных работах детей. Фоновая ошибка – свидетельство оторванности ученика от каких бы то ни было культурных основ. Он не видит разницы между Отечественной войной 1812 года и Великой Отечественной войной, путает века, эпохи. Та же неосведомленность проявляется в большом количестве речевых ошибок. И даже на апелляции выпускник продолжает настаивать: «Что здесь не так? Я всегда так говорю!».

Включить ребенка в культурное пространство, дать ему возможность освоить русский язык во всей его полноте и прелести – помочь педагогам решить эту грандиозную задачу призваны были лекции и мастер-классы прекрасных лингвистов, далеких, может быть, от понимания тонкостей тестирования, зато способных напомнить слушателям, какой увлекательной и загадочной наукой занимаемся мы вместе с учениками.

Оказывается, это только европейцы уверены, что внутренний мир человека состоит из двух частей: отдельно разум и отдельно чувства, эмоции. У нас для этого разные слова придуманы. Разные части тела призваны хранить наши мыcли и чувcтва. Мы говорим «светлая голова», имея в виду способность думать, рассуждать. И «доброе сердце», если хотим сказать о способности сочувствовать, сопереживать. Сердце у нас болит (не об инфаркте речь) от переживаний, а голова пухнет от обилия идей. В школе мы стараемся дать пищу уму и сердцу ребенка. Переживаем, когда внутренний мир его развивается не так гармонично, как нам хотелось бы.

В то же время некоторые народы не знают таких проблем. Их язык, а значит, сознание, воспринимает внутренний мир человека как нечто целостное. И вместилищем его становится один орган, к примеру, печень. Она и умная, и добрая. Она и болит во всех случаях, хотя медики уверяют, что в печени нет никаких нервных окончаний и болеть она не может.

А сами чувства? Вроде абстрактные понятия. Но язык помогает увидеть их, создать мысленный образ. К примеру, горе или воспоминания. Это вода, потому что в него (в них) погружаешься. Горе глубокое, воспоминания могут нахлынуть и захлестнуть. А терпение? В нем тоже есть что-то от воды. Вспомним каплю терпения и целую чашу, которую не дай Бог переполнить. Тогда терпение иссякнет, как родник в пустыне. В то же время оно способно лопнуть, как натянутая струна, им можно вооружиться, его можно испытывать на прочность, словно непознанный механизм. Оно наша крепость, из которой не стоит нас выводить.