О необходимости знать прошлое языка, историю его слов и выражений, хорошо сказал Д. С. Лихачев: «...для языка нужна его история, нужно хоть чуточку понимать историю слов и выражений, знать идиоматические выражения, знать поговорки и пословицы. <...> Язык, отторгнутый от истории народа, станет песком во рту, негодный даже для создания новой научной и технической терминологии, ибо и для последней необходима образность, традиция...» (Заметки и наблюдения. Из записных книжек разных лет. Л., 1989. С. 417). Действительно, многие выражения забываются, и настало время создания историко-этимологического словаря русской фразеологии, где было бы не только объяснение их происхождения, но и употребления в различные эпохи.
Стрень брень с горошком. Это забавное выражение употреблялось в XVIII веке со значением «нечто нестоящее, неценное, чепуховое»: «Отцовское-то у тебя именно стрень брень с горошком, так надобно самому наживать» (Н. Новиков. Письма к Фалалею. Курсив в цитатах мой.— Ю. Г.).
В Словаре русского языка XI—XVII вв. находим: брение — 1) глина, 2) грязь, тина (М., 1975. Вып. 1. С. 332).
Сочетание стрень брень в Словаре Даля дано одним словом — стреньбрень и толкуется как «хлам, скарбишка, всякая ветошь, ничтожныя пожитки, дрянца с пыльцой». Здесь же приводится сочетание: «Стрень брень на лычках — дурная, непрочная сбруя». М. Фасмер также приводит сочетание как одно слово со значением «старье, хлам». И здесь же дано замечание О. Н. Трубачева:
«...Скорее всего мы имеем здесь аллегровую форму из первонач. старьё берём! — крик старьевщика».
А. И. Федоров, исследовавший развитие русской фразеологии в XVIII—XIX веках, писал: «Это толкование позволяет судить о подоснове содержания, внутренней форме, которая определяет ту же предметную соотнесенность и стилистическую окраску, какую имел оборот ни кола ни двора. Отличия незначительные: в первом фразеологизме указание на наличие чего-то ненужного, бросового, во втором — на отсутствие существенного. Первый выражал большую степень иронии, насмешки. По-видимому, он редко употреблялся в живой разговорной речи, был полудиалектным, малопонятным. Поэтому он потерял экспрессивные возможности и не встречался в языке писателей XIX в. Второй, часто употреблявшийся в художественном стиле речи XVIII—XIX вв., сохранил свою выразительность и в современном русском языке, хотя содержание его теряет опору в фактах действительности» (Развитие русской фразеологии в конце XVIII — начале XIX вв. Новосибирск, 1973. С. 140).
Слово горошек усиливает экспрессию выражения. Если учесть отношение к гороху в пословицах как к «несерьезному» продукту (Горох да репа животу не крепа; Шут гороховый; Гороховое чучело), то, может быть, этим и объясняется употребление горошка в данном выражении.